Лида Железняк: «Почему-то у художников всегда спрашивают про заработки»

Фото: Лида Железняк

— Как возникла идея расписывать стены классическими полотнами?

— Я совершенно случайно познакомилась с ребятами из кофейни «Книжный», когда они только открылись на Кировском. Пообщались, я принесла свои работы и оказалось, что с Женей (Евгений Литвиненко, владелец кофейни — прим. ред.) мы на одной волне. В этом помещении была большая галерея, мы сделали там выставку вместе с моей подругой-скульптором. После этого девушка Женя из команды «Книжного» предложила попробовать сделать в городе что-то похожее на питерские фрески.

Друзья «Книжного» предоставили стену на Кировском, мы нарисовали репродукцию картины Уильяма Бугро, получили положительные отзывы и продолжили.

Адольф-Уильям Бугро «В раздумьях»

(Фото: Лида Железняк)

— Городские власти на это как-то отреагировали?

— Нас поддержали. В ноябре 2018 года мы сами связались со знакомыми в администрации Кировского района. Нам обещали обсудить нашу идею с главой района, а при следующей встрече сказали негласное «да». Поддержали без официальной расписки, что нам можно делать все, что только захотим.

— И что было потом?

— Следующую картину закрасили (смеется). Но это была наша ошибка. Мы выбрали купеческий дом на пересечении Кировского и ул.Суворова, не зная, что он является достопримечательностью. Начали рисовать, нас поругали, мы извинились. Поняли, что не везде можно рисовать.

— Как обычно происходит процесс появления новой картины?

— Сначала выбираем место. Обычно мы гуляли среди старого фонда, по ул.Пушкинской и Суворова, и выбирали все, что плохо выглядит и где реально что-то нарисовать. Кирпичные стены, например, мы выбрать не можем, они не подходят из-за выемок.

После того, как с местом определились, договариваемся, что встречаемся в 4 утра, берем краски, едем на место вместе с Женей [Литвиненко]. Утром — потому что в другое время много людей, это отвлекает. Я не люблю зевак — у меня и так выплеск адреналина, когда рисую, потому что понимаю, что делаю это немножко незаконно (смеется). На рисунок у меня есть пара часов. Мой рекорд — 1 час 30 минут на картину Караваджо «Лютнист».

Караваджо «Лютнист»

(Фото: Лида Железняк)

— Были ли какие-то критичные моменты во время рисования, например, стычка с коммунальщиками?

— Во время самого процесса — нет. Но за этот проект началась война, когда закрасили иллюстрацию к «Тихому Дону» Шолохова на ул.Семашко. Увы, это был не Кировский, а Ленинский район, наша ошибка была в этом. Но я ходила мимо этой стены каждый день и поняла, что мне больше не хочется на нее смотреть. Мы ее почистили, покрасили и нарисовали казаков с цитатой из романа: «Побеждает только тот, кто твердо знает, за что он сражается и верит в свое дело». Картина продержалась меньше недели.

Я была в Москве, когда мне прислали видео, как какой-то дедуля закатывает картину в краску. Мне стало очень больно, даже не оттого, что я потратила много сил, а от отношения — когда хочется сделать лучше, а это никому не нужно. До этого стояла обычная грязная стена, никому не было дела.

Иллюстрация к роману «Тихий Дон»

(Фото: Лида Железняк)

— Интересно, что чувствовал человек в тот момент, когда закрашивал картину.

— У него спросил кто-то: «Что вы делаете? Красиво же!». Он подтвердил: «Ну да, красиво, но мне сказали, я делаю».

В этой ситуации был один плюс — больше людей узнали об этом проекте. Благодаря СМИ и постам в соцсетях мы охватили больше аудитории и еще сильнее заинтересовали администрацию. Сейчас идут разговоры о том, чтобы охватить и Ленинский район, это тоже хорошо.

— Но это не единственная закрашенная работа?

— Да, «Девочку с букетом» Адольфа-Уильяма Бугро тоже закрасили, она самая пострадавшая. Сначала ее просто измазали, я приезжала поправлять, а Женя смеялся, что я как плохой преступник во второй раз вернулась на место преступления. Через месяц ей выцарапали глаза, у меня уже не было сил исправлять. В итоге ее просто закрасили коммунальщики в какой-то непонятный цвет, а потом, видимо, медколледж, который стоит рядом, покрасил в адекватный. Как будто и не было ничего.

Адольф-Уильям Бугро «Девочка с букетом»

(Фото: Лида Железняк)

— Недавно в своем аккаунте в Instagram вы рассказали о личной встрече с новым главой Кировского района Наталией Симаченко. О чем говорили?

— О том, чтобы находить альтернативные места для росписи и делать это законно, может, даже с какой-то пользой для администрации. Круто, что власти «за», что они поддерживают нашу идею и хотят ее развивать. Во многом это благодаря новому главе района, — она понимающая, очень классная женщина.

Сейчас наше сотрудничество находится на той стадии, когда мы пытаемся понять, как точно находить эти места. Например, в течение этого года нам предлагали забор на Шолохова, забор у дороги на Парамонах, где рисовать невозможно, другие неподходящие поверхности. Понятно, что власти хотят все это украсить, потому что народ недоволен. Но у нас нет ресурсов, чтобы это сделать, — невозможно нарисовать что-то на 20-метровом железном заборе. Там надо просто поставить нормальный забор, а не красить его.

— Вы один из немногих примеров художника, который захотел и смог попасть в кабинеты чиновников. У рэпера Oxxxymiron есть трек «Башня из слоновой кости», где он спрашивает, «может ли творец жить в башне из слоновой кости, вхожим быть во дворец или яро против вельмож или сохранять свой нейтралитет». Как вы бы ответили на этот вопрос?

— Если это полезно и нужно обеим сторонам, то творец может быть вхож во дворец. Упираться и говорить о том, что все плохо и каждый человек во власти плохой — это не моя позиция. Я понимаю, что наша система сейчас не очень хороша, но не нужно всех подводить под одно определение. Представляете, если бы я на вашу просьбу об интервью отказала со словами, что все журналисты одинаковы? Это уже говорит о какой-то неадекватности и неуважении к другому человеку, затрагивает не один только мир искусства, это про в принципе отношения всех людей.

Видимо, у меня такой характер — я могу договориться (смеется). Не люблю категоричность, там, где можно быть мягче. Если бы я пришла в администрацию, а там меня встретила грымза, которая бы меня послала, я бы развернулась и ушла. Но тут я вижу шаг в мою сторону и получается симбиоз. Не все это поддерживают, многие даже скажут, что я не творец.

— Как можно описать то, чем вы сейчас занимаетесь? Можно сказать, что вы «работаете художником»?

— Грубо говоря, да. Сейчас я арендую мастерскую и нахожусь на стадии официального оформления ИП, потому что я даю другим людям продукт. Да, он неординарный, необычный, но это продукт.

Фото: Лида Железняк

— Аренда мастерской — это важное условие для вашей работы? Есть мнение, что художнику не нужен «офис», можно творить и дома.

— Смотря какой художник. Если ты занимаешься миниатюрой, то тебе нужна только комната или просто отдельный стол. Но я люблю масштабы — дома мне было тяжело, пространство меня ограничивало. Сейчас у меня есть отдельное место, где я могу быть собой. Я прихожу в эту атмосферу, настраиваюсь и творю.

— Как именно вы пришли к решению об аренде?

— Сначала я решила работать только на себя — и ушла из фирмы, где проработала около полутора лет. Я работала с человеком, который занимался росписью стен в Ростове. Именно там я получила знания, как работать со стеной, какая должна быть подготовка, что нужно для того, чтобы краска не осыпалась. Но я поняла, что не люблю быть под чьим-то руководством, ушла и кинула себя в океан — нашла мастерскую и подписала договор аренды.

Поняла, что выбора у меня нет, платить деньги надо, жить на что-то надо. И просто сама стала развивать себя. Конечно, сначала это была абсолютная паника, но когда ты себя выдираешь из зоны комфорта, ты начинаешь мыслить по-другому. Ты подписал договор, уже не отвертеться, тебе нужна определенная сумма, ты ее ищешь и находишь. У меня так работает, у кого-то, может, по другому.

Фото: Лида Железняк

— За счет чего вы сейчас зарабатываете?

— Картины и росписи — основной заработок. Заказчики — по всей стране и даже за ее пределами, пара работ есть в Европе.

Почему-то первый вопрос к художнику всегда: «Как у тебя получается зарабатывать?». В начале пути тебе необходимо бывает прогнуться как творческому человеку, чтобы угодить заказчику и заработать какие-то деньги. В начале это было так — я зарабатываю деньги, мне это нравится, но не приносит рост как художнику. А есть то, что рост приносит. И сейчас я плавно передвигаюсь, почти уже передвинулась к тому, чтобы зарабатывать тем, в чем для меня есть самовыражение. Чтобы ко мне приходили за моим стилем.

— Как о вас узнают?

— В основном через Instagram и сарафанное радио. Год назад я не хотела вкладываться в рекламу, думала, что это бесперспективно. Но сейчас я думаю, что если мне будет нужно и я захочу расшириться, то просто настрою таргет в Instagram.

— В Ростове есть арт-тусовка? Насколько она развита?

— Думаю, она в состоянии зародыша. На пальцах можно пересчитать тех, кто есть, потому что город маленький. У меня уже были мысли, что мне достаточно тесно в Ростове, я понимаю, что скоро вырасту. И тут есть два варианта: работать на другие города и страны, находясь здесь, потому что тут мне комфортно, или переехать за новыми ощущениями и заказчиками. В основном все переезжают в Питер, даже у нас в училище была тенденция — после Ростова все сразу уезжали доучиваться.

— Какие у вас планы на будущее?

— Сделать новую выставку в другом городе. Мне интересно ради опыта прощупать эту структуру.