Всеволод Лисовский: «Наша работа — это периодическое нищенство»

Фото: Алиса Бекетова, «Афиша Daily»

Путешествие в смерть

Год назад в Ростове и Краснодаре запустили проект «Голос города», авторы которого позиционировали его как спектакль-прогулку. Вы как-то ориентировались на опыт коллег?

— О проекте «Голос города» я ничего не знал. Я слышал, что от аналогичного питерского спектакля отпочковалась какая-то организация и теперь франшизует, но не следил за ними.

Наша история началась с того, что режиссер Юрий Муравицкий спросил, не хочу ли я сделать что-то в Ростове. Я здесь не был много лет и после его предложения начал думать, чего бы мне хотелось. Решил, что хочется показать город.

Последние лет 20 я про Ростов, в котором я когда-то жил, вспоминал в контексте того, что кто-то из моих старых знакомых умер. Поэтому я решил об этом рассказать. Долго думал, какой материал взять. На поверхности была книга «Волшебная страна» Максима Белозора о героях Ростова 80-х. Но перед тем, как взять ее, мы рассматривали еще несколько вариантов, а потом решили, что простое решение — не всегда неудачное.

Как бы вы описали основную идею спектакля?

— Идея нехитрая. В Ростове жили люди, потом они умерли, и мы смотрим, что с ними сейчас происходит. Есть пространство города, в котором они растворяются. По ходу спектакля актеры произносят ремарки, а город подает реплики, потому что именно он здесь главный.

По сути, это путешествие не столько в пространство города, сколько в пространство смерти. Нас окружают несуществующие обстоятельства. Та часть города, по которой мы ходим, уже не существует.

Вы думали о том, чтобы поставить нечто подобное в другом городе?

— Это жанр site-specific, поэтому он не может быть сетевым проектом. Мы отрабатываем конкретную историю конкретного места. Это принципиальный момент. Это особенный формат, у него есть свой минус — его нельзя показать на фестивале.

Кроме того, мы ограничены временами года. Поэтому спектакль будет идти до конца октября, а потом мы возобновим его только в апреле 2018г.

Вы не думали снять документальный фильм по мотивам спектакля?

— Делать фильм про людей, которые уже умерли, по описаниям — это не очень благодарная история. Поэтому таких планов не было и не может быть.

Сколько человек работает над созданием спектакля?

— Мы привлекли 6 актеров, которые задействованы в «Театре 18+». Как таковой труппы здесь нет, поэтому мы взяли тех, кто был готов работать в проекте, который выходит за рамки обычного спектакля. Не все могут перестроиться под такой формат.

Современный театр — это вообще явление достаточно маргинальное. Театр в России — это не мейнстрим. Около 4% от населения ходят в театр, а еще 4% от этого количества ходит в современный театр. В случае с актерами, играющими на сцене, то же самое.

В спектакле идет речь о людях, пик известности которых пришелся на 80-е годы ХХ века. Не было ли опасений, что эту историю не воспримут сейчас?

— Слово «история» здесь не совсем подходит. Это не история. Это какие-то разрозненные ситуации, слова. Наш спектакль как город: есть какие-то объекты, шумы. История — это выстроенное музыкальное произведение, а здесь шум, мусор. Не цельный, построенный дом, а разрозненный мусор. Но люди такой формат воспринимают.

Вообще, мы недооцениваем зрителя. Мы привыкли считать, что ему нужна антреприза с французским водевилем. Но нет, люди способны воспринимать любые тексты и формы. Если в рамках такой формы удалось донести до зрителя состояние, то спектакль идет хорошо. А в случае с нашей постановкой на уровне идей все легко и хорошо считывается. Мы задаем правила игры, а когда они принимаются зрителем, то дальше взаимодействие строится просто.

Где зрители лучше воспринимают спектакли-прогулки: в Москве или на периферии?

— В Ростове такие постановки воспринимаются несколько лучше, чем в Москве или в Питере. У меня есть этому объяснение. В принципе, здешняя ментальность построена на яркой самопрезентации. Люди здесь говорят громко, чтобы слышали все, жестикулируют. Зритель видит, что какие-то чуваки выделываются посреди улицы, и сама эта идея ему не противна, она привычна.

Вы не планируете разработать в том же формате спектакля-прогулки какие-то иные маршруты по Ростову?

— Зачем? Мне кажется, этого не нужно делать. Это будет повторение того же самого. В «Волшебной стране» я сказал о том, о чем хотел сказать в той форме, которая у меня получилась. Зачем мне что-то менять? Это уже другая история, которую другой человек должен начать сначала.

Периодическое нищенство

Вы уже оценивали сумму вложений в спектакль?

— Мы получили грант от фонда Михаила Прохорова, но, по контракту с фондом, мы не имеем права озвучивать точную сумму. Сам фонд тоже не озвучивает эти цифры. Максимальная сумма гранта составляет 1,5 млн руб., но сколько из этой суммы получила «Волшебная страна», мы не говорим.

Как для себя в подобных условиях вы определяете, окупился спектакль или нет?

— Нельзя рассматривать грант как инвестицию, это подарок, который упал с неба. Мы брали грант именно для того, чтобы на этапе реализации не думать о рентабельности спектакля.

Кроме того, существует специфика работы небольшого театра. Можно сделать дорогой в производстве спектакль, но он должен быть дешевым в эксплуатации. Дорогой в эксплуатации спектакль в маленьком театре не выживет, потому что денег на его постановку не будет.

Подсчитывали ли вы затраты на рекламу проекта? Какими каналами распространения информации вы пользовались?

— Реклама была, но затраты на нее были минимальными. Здесь я тоже не стану называть конкретные суммы. В основном платная реклам — а — это соцсети. Мы покупаем рекламные посты в Facebook и ВКонтакте —  по сути, это вся платная реклама. Остальное — это какие-то информационные партнеры, друзья, личные связи.

Вы пробовали получить какое-то государственное финансирование?

— Нет. На получение денег от государства, заявки мы не подавали. Единственным, в чем мы взаимодействовали с властями, было получение разрешения от администрации Ростова на показ спектакля на улицах. Хотя мы консультировались с юристами: те бумаги, которые дали нам в администрации, были по сути не нужны. Такие мероприятия в предварительном согласовании не нуждаются. Но объяснять это каждому полицейскому было бы дольше, поэтому мы обезопасили себя этим разрешением.

Помогает ли подобным андеграундным проектам крупный бизнес?

— Крупному бизнесу интересны крупные проекты. О проектах, подобных нашему, бизнес не знает. С точки зрения бизнесмена, мы ничем не отличаемся от бабушки, которая на улице собирает мелочь.

Наша работа — это, по сути, нищенство, но нищенство периодическое. Если профессиональный нищий ежедневно стоит на улице и имеет какой-то доход, то мы занимаемся этим время от времени.