Юрий Осипенко: «Всех раздражала моя борьба»

Юрий Осипенко — новочеркасский предприниматель, который одним из первых в России организовал производство и эксплуатацию мощных светодиодных светильников под брендом «Церс». В 2010 году он подписал договор о сотрудничестве с госкорпорацией «Роснано».

В июне 2010 года Осипенко был арестован по подозрению в участии в деятельности кредитного кооператива «Инвестор-98», который признали финансовой пирамидой. В общей сложности новочеркасский предприниматель на стадии предварительного следствия провел в СИЗО более 7 лет — больше, чем кто-либо в России. За это время его бизнес перешел под контроль бывших коллег.

В сентябре 2016 года Новочеркасский городской суд признал Юрия Осипенко виновным и приговорил к 9 годам лишения свободы и штрафу в размере 1 млн рублей. Он вышел на свободу 22 августа текущего года.

— Юрий, чем вы планируете заниматься на свободе?

— Когда я еще был в заключении, я старался не просто проводить там время, я хотел его использовать, потому что сразу понимал, что это продлится достаточно долго. Годы в СИЗО и в колонии я потратил именно на то, что вы назвали планами. Сейчас есть две основные идеи. Первая — это создание социальной корпорации, которая поможет людям, которые окажутся в моей ситуации, вторая — это, безусловно, продолжение созидательной деятельности, предпринимательство.

— Расскажите подробнее, что подразумевается под «социальной корпорацией». Это будет какая-то юридическая организация?

— Скорее можно сказать, что это будет набор деловых мер, который позволит решить проблему в начале или вообще не допустить ее возникновения. В них будет отражен мой личный опыт. Понимаете, когда человек попадает за решетку, согласно понятиям, он лишается прав, практически перестает быть человеком. Поэтому всех раздражала моя борьба. Если бы у меня в самом начале был тот опыт, который я уже имел в конце, я бы смог сохранить лучшую часть жизни. Сохранить не только для себя, но и для своих близких.

— Кому поможет ваш опыт?

— В первую очередь тем предпринимателям, которые как я попадут в мясорубку системы. Сейчас у нас бизнес как класс является наиболее преследуемым, возможно, стоит говорить о неформальном геноциде предпринимателей. В год в среднем против представителей бизнеса заводят 300 тыс. уголовных дел, это очень много. Причем у каждого из этих людей есть семья, друзья, которых это тоже затрагивает. Значит цифру нужно помножить на десять и мы увидим, жизни скольких людей ежегодно меняются.

По сути, уголовная политика становится одним из регуляторов жизни предпринимателей в стране. Это дикость. Например, если взять Америку, там ВВП строится на среднем классе, там человек, прошедший процедуру банкротства считается экспертом, он знает, как не допустить повторения этого в следующем бизнесе. У нас все обстоит совершенно иначе. Если ты оказался банкротом, это сразу назовут злым умыслом и ты станешь арестантом

— В чем, на ваш взгляд, слабость предпринимателей, почему они оказываются настолько уязвимы сейчас?

— Их слабость в том, что они в большинстве своем индивидуалисты, считают, что справятся со всем, что им выпадет. Но, на самом деле, это ослабляет. Причем, в тюрьме, в СИЗО предпринимателям тоже достается больше всех. Им создают худшие условия содержания, чтобы выбить из них и из их родственников все, что у них осталось. Их, действительно, содержат хуже, чем убийц и грабителей.
По сути, предприниматели — это именно те люди, которые меняют мир к лучшему, это пассионарии, им интересен процесс изменения. Они регулярно открывают Америку, а их превращают в преступников. Возможно именно поэтому у нас в стране самый низкий процент предпринимателей в мире.

— Вы говорили о том, что после возбуждения уголовного дела и помещения в СИЗО вы потеряли часть активов компании «Церс». Будете пытаться их вернуть?

— Прошло много лет, скорее всего, заниматься этим я уже не буду. Кроме того, у меня нет юридических доказательств, так как бухгалтерия и вся документация были захвачены и уничтожены. Конечно, я могу поднять свои разработки 2008-2009 годов и доказать, что это делал я. Но основная задача не в этом. Я хочу рассказать, как было на самом деле, но расставлять какие-то акценты не планирую. 

После того, как меня арестовали, моя семья оказалась в сложной ситуации. Компания «Церс» — это семейный бизнес, поэтому все мои родственники выступали поручителями по кредитам, которые мы брали. Когда фирму захватили, рейдеры перестали выплачивать взятые кредиты и они перешли к поручителям, то есть к моей семье. Но даже после этого мы смогли восстановиться. Мои близкие и я разработали за несколько лет не одно поколение новых приборов, в это время «Интессо» по сути клонирует то, что было создано мной десять лет назад.

— Вы говорили о намерении обратиться в Европейский суд по правам человека. Что с этими обращениями?

— По двум делам мы уже получили положительные ответы, ответчик, Российская Федерация признала нашу правоту, значит, мы можем считать, что имел место произвол. Первое дело касалось незаконности продления времени содержания под стражей, второе — условий содержания, которые противоречили нормативам. Сейчас ЕСПЧ рассматривает нашу жалобу на приговор суда. Ситуация, описанная в ней, стала новой для Европейского суда. Адвокаты говорили, что впервые видели, что в приговоре был прописан запрет на защиту, потому что это могло опровергнуть версию обвинения.

— Вам предлагали отказаться от защиты?

— Да, причем, предлагали неоднократно. Мне обещали, если я откажусь от защиты, меня на следующий день отпустят домой. Но я этого не сделал.

— На ваш взгляд, решения ЕСПЧ как-то повлияют на систему, которая сложилась в Ростовской области?

— Я надеюсь, что после этого на нее обратят внимание на более высоком уровне. Я знаю, что Борис Титов (уполномоченный по правам предпринимателей в РФ) дважды докладывал Владимиру Путину о моем деле. Видимо после поручения президента ему присылали недостоверную информацию. Сейчас ЕСПЧ открыто и гласно разберет мое дело и все станет ясно. Надеюсь, что оно станет прецедентом и что-то изменится.

— Раньше вы называли себя патриотом. После того, как вы столкнулись с системой, что-то изменилось?

— Я пересмотрел свое отношение к понятию патриотизма. Мы не можем быть патриотами какой-то территории, это же не огород. Скорее мы являемся патриотами какой-то идеи. Любое государство — это идея, определенный уклад, общественный строй, традиции, культура, менталитет, философия. Если говорить о патриотизме в этом ключе, я как был, так и останусь патриотом. Но я не могу назвать себя патриотом правового цинизма или нигилизма.

— С вашим бэкграундом вас наверняка попытаются вовлечь в политику. Думали об этом?

— Я вообще не думал о политике. Я хочу дальше создавать. Скорее всего я буду иметь отношение к общественной работе. Разумеется, сейчас есть люди, лидеры мнений, которым я симпатизирую. Это тот же Борис Титов, он политик и правозащитник и с его взглядами на жизнь я согласен. Сейчас для меня важно поддерживать тех, кто ведет страну к созиданию, к светлому будущему, как бы это банально не звучало. Будет ли это «Партия роста» или «Единая Россия» — неважно, в конечном итоге все делают люди.